1990-е годы в спектакле Могучего – не столько реальное историческое время, сколько единственное пока что время в истории современной России, которое уже мифологизировано.
Миф о России 1990-х, красочно-захватывающей, криминальной, сентиментальной, многообещающей, во всех смыслах слова беспредельной, в «Последнем ангеле» живет как изобретательная постановочная феерия. Пространство здесь не менее фантастично, чем персонажи, оно беспрерывно меняется: то раскрывается в глубину и в высоту, то уплощается до полоски авансцены, то сужается до крохотной площадки в круге света. Места действия трансформируются занавесами, опускающимися и поднимающимися стенами, обрастают граффити и разнообразным реквизитом, короче, живут невероятно сложной жизнью, наблюдать за которой само по себе почти детективное удовольствие.
– газета «Коммерсант»
Андрей Могучий взял несколько текстов Михайлова, соединив с небольшой притчей Алексея Саморядова, и создал захватывающую историю, почти приключенческое road-movie с хорошим балансом юмора, жути и сентиментальности. Но по жанру это все-таки сказка: длинная, тягучая, которую так хорошо слушать долгим зимним вечером, замирая от ужаса. Сказка со всеми необходимыми фольклорными персонажами: с медведями и гусями-лебедями, прекрасной Царевной и Иванушкой-дурачком, с Бабой Ягой, провожающей гостей в мир иной, и Кощеем – воплощением абсолютного зла, с которым герою предстоит сразиться в последнем бою не на жизнь, а на смерть.
Могучий и Трегубова шаманят, создавая некое мета-пространство, в которое погружаешься целиком, с головой, и можешь не выныривать все четыре часа – даже в антрактах на сцене что-то происходит. Пространство живое, пульсирующее, поминутно меняющееся, где ничего невозможно предсказать и угадать заранее. Иногда оно сгущается до плотного, узнаваемого, физиологически подробного быта, а иногда становится разреженным, безвоздушным, где уже слышно ангельское пение. Эта постоянная смена оптики создает особую глубину и объемность истории, 3D без всяких цифровых технологий. Особенно в финальной сцене дивной красоты, когда мы видим школьный класс и первую встречу героев в перспективе и немного сверху – с точки зрения ангела. И кажется, «еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем».
– журнал «Театр», блог