«Золотая Маска-2019»: Танцующие в темноте, на широких экранах
Проект TheatreHD и главный национальный театральный фестиваль выводят театр на кинопросторы. Евгений Миронов в фантастическом спектакле Робера Лепажа, Данила Козловский в чеховском эксперименте Льва Додина и балеты Экмана, Гёке, Нахарина – программа проекта «Золотая Маска в кино».
Кино было создано для танца: ещё американец Томас Эдисон, у которого Люмьеры увели пальму первенства в открытии нового искусства, снимал для своего кинетоскопа «Танец змеи», исполненный балериной Анабель Уитфорд-Мур. Фрагменты балетов есть уже в фильмографии Жоржа Мельеса. А в России студия Ханжонкова фиксировала на плёнку балеты целиком. В эти киноведческие воспоминания я ударился, чтобы подчеркнуть важность трансляции балетов в кинотеатрах.
В сценическом танце заложена фотогения, завораживавшая первых теоретиков кино.
Нигде театр не сближается с кино так тесно, как в своей танцевальной ипостаси.
Это всё метафизика, но есть и прагматический момент: смотреть балет на киноэкране удобнее, чем с дальних рядов партера или ярусов.
Программа «Золотая Маска в кино» в этом году открывается 23 марта прямой трансляцией трёхактного танцевального вечера «Экман / Гёке / Нахарин» в Музыкальном театре им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко.
«Тюль», «Одинокий Джордж», «Минус 16» – три получасовых балета; каждый поставлен зарубежным хореографом, каждый выдвинут на премию «Золотая Маска» как лучший спектакль. «Тюль» и «Одинокий Джордж» – в номинации «Балет», «Минус 16» – в номинации «Современный танец». Марко Гёке, автор «Одинокого Джорджа» – немецкая звезда; использовал для своей постановки музыку Шостаковича и имя последнего самца галапагосской слоновой черепахи (Одинокий Джордж умер в возрасте 100 лет в 2012 году).
Но волнует его не быт станции Дарвина, где жил черепаха Джордж, а существование человека. Мучительное, дисгармоничное, но и невероятно привлекательное, если говорить о его выражении в танце.
Охад Нахарин – израильский гений хореографии, много лет руководивший компанией Batsheva. Без него (и танцовщиков Batsheva) не было бы одного из лучших фильмов прошлого года – политического триллера «Операция «Шаровая молния».
«Минус 16» – как раз тот уникальный dance-эксперимент, превращающий фолклорные танцы в вулканическое извержение, что стал рефреном «Шаровой молнии».
А «Тюль» шведского хореографа Александра Экмана играет уже не с народными танцами, а с классическими балетными па – и игра приобретает исполинский размах. И комическое измерение:
Экман смеётся над балетом? Скорее, не над, а вместе с этим почтенным видом искусства.
Следующая премьера «Золотой Маски в кино» состоится 14-го апреля: «Вишневый сад» Льва Додина, спектакль Малого драматического театра – Театра Европы, победитель «Золотой Маски-2015».
Одним словом, новая классика. Хотя само слово «классика» здесь какое-то неуместное, потому что и Додин, и Чехов в его интерпретации – это живое, современное искусство.
И герои разве что одеты по моде столетней давности, во всём остальном – такие же, как мы. Для этого спектакля зал МДТ основательно трансформируется; скажем, биллиардный стол, на котором ломает кий неловкий Епиходов, занимает часть партера, а на сцену, отделенную от партера белым, похожим на киноэкран занавесом, актеры поднимаются в исключительных случаях.
Кинопоказ превращает «Вишневый сад» в изощренно смонтированный фильм.
23 мая в кинотеатрах – участник «Золотой маски-2015», кажущийся невозможным, но всё же существующий в реальности «Гамлет | Коллаж» Театра Наций.
Спектакль, который Робер Лепаж изначально придумал для себя, но поделился им с артистом космических возможностей – Евгением Мироновым.
В кино эта версия Шекспира, где все (все!) роли играет один Миронов, обретет сходство с фантастическим блокбастером.
Лепаж, у которого лирика невозможна без физики, – бог нерусского инженерного театра; его «Гамлет» разыгрывается в гигантском кубе.
Огромная геометрическая фигура выглядит живой: беспрестанно вращается, а свет и видео превращают её стены в десятки локаций – от коридоров Эльсинора до озерной бездны, в которую соскальзывает тело Офелии.
В прологе же куб – обитая поглощающим шум войлоком «комната с белым потолком», изолятор психиатрической клиники, куда заточён первый герой спектакля, Актер, видимо, слишком близко принявший слова Шекспира о мире-театре.
