Обыкновенный антифашизм
В основе – повесть венгра Ференца Шанты; в 1976-м её экранизировал Золтан Фабри. Фильм, победивший год спустя на Московском кинофестивале, стал классикой мирового кино. У спектакля зрителей будет значительно меньше – по объективным причинам, играют его в зале на 50 человек. Но мастерство, с которым сделана новая театральная инсценировка, не уступает старому кинопереложению.
Осень 1944-го – тёмные дни после фашистского переворота в Венгрии. Совсем скоро, уже в марте 1946-го, его предводитель Ференц Салаши будет казнён за военные преступления. Но пока страна погружена в кровавый кошмар: тайная полиция «последнего союзника Гитлера» лютует,
непокорных, неуместных, инакомыслящих уничтожают как экстремистов, народ живёт в ощущении наступающего апокалипсиса.
И название повести заимствовано из Откровения Иоанна Богослова: в «Апокалипсисе», последней книге Нового Завета, описано, как Агнец снимает семь печатей с книги Сидящего на небесном престоле. «И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?»
В спектакле Елизаветы Бондарь исторические и библейские обстоятельства не форсируются – определённо, не до них и героям, зрелым усталым мужчинам с окраины Будапешта, пока не попавшим под всеобщую мобилизацию.
Титры, проецирующиеся на белую стену, говорят о бомбардировках, звука которых ни мы, ни герои не слышим; они уже привыкли к рёву самолётов и не торопятся прятаться в бомбоубежище. В спектакле, кстати, замечательный саунд-дизайн – музыка композитора Станислава Маковского начинает звучать из фойе, как тревожный потусторонний гул, неумолимо проникающий и на тот островок мнимого спокойствия, где прячутся от мировой грозы скромные негероические герои «Пятой печати». Их история начинается в кабачке трактирщика Белы (Евгений Кутянин), где компания старых знакомых тихо коротает вечера за бутылью вина. Декорация Алексея Лобанова далека от умиротворяющих интерьеров; место больше смахивает на бункер, оплетённый сетью водопроводных труб, и легко превращается из трактира в пыточную фашистскую камеру (полицейских палачей – как банальное и оттого пугающее сильнее всяких инферналий зло – убедительно играют Алексей Алексеев и Сергей Волков).
Хотя до политики гостям Белы дела как бы нет; кусок свежей грудинки с чёрного рынка – вот то, что имеет значение. И Библию они вряд ли читали – даже книготорговец Кираи (Андрей Максимов), тот, что бахвалится телятиной, выменянной на экземпляры редких книг. Но досужее философствование часовщика Дюрицы (Илья Смирнов), в одиночку растящего троих детей, повергает всю компанию, даже забавно невозмутимого столяра Ковача (Дмитрий Агафонов), в непокой. А рассказывает-то Дюрица «всего-навсего» вымышленную историю безжалостного тирана с кромешным именем Томоцеускакатики и его раба Дюдю, безропотно сносившего чудовищные страдания. До смерти, без надежды на спасение. Но утешавшего себя одним: «Меня могут мучить, унижать, могут выколоть мне глаза, отнять у меня детей, убить жену, бросить самого на растерзание диким зверям – что остается мне взамен? Только одно: сознание, что нет на мне греха! И сдается мне, это самое важное в жизни!» И дальше – вопрос-провокация собравшимся: «Если вы умрете, то имеете право воскреснуть в образе одного из двух людей: Томоцеускакатики или Дюдю. Так кем из них вы пожелали бы воскреснуть?»
Пройдут всего лишь сутки, и четвёрка друзей окажется уже не перед абстрактным, а перед реальным выбором, где цена человеческого достоинства – жизнь...
Спектакль Бондарь больно задевает за живое – не только из-за незапланированной рифмы с тягостной современностью; «Пятая печать», разумеется, о вечном вопросе «быть или не быть»,
только вариант «быть» – совсем призрачный.
От неудобного, ранящего диалога со сценическим действием и самим собой не уклониться, не отгородиться циническим высокомерием. Вот фильм Фабри, при всём уважении, выглядит сегодня достаточно архаично и декларативно многословно, чтобы дистанцироваться от экранной истории на безопасное расстояние. На сцене «Игры во флигеле» расстояния между игровым пространством и залом не предусмотрено в принципе, но я, разумеется, не о буквальных метрах, отделяющих от «Пятой печати».
Спектакль Бондарь придуман с великолепным коварством – без эксплуатации реализма, с нарочито заявленной с первой же сцены театральной игрой; он обманчиво кажется стильным лабораторным экспериментом, не предполагающим горячечной эмоциональной реакции.
А она гарантирована – именно потому, что спектакль виртуозно сделан: он лаконичный, быстрый, ритмичный; современный по сложению эпизодов и темпу. И артисты МТЮЗа значительно моложе персонажей: такое решение в итоге приводит к парадоксальному комическому эффекту и обостряет трагизм – почти всем героям суждено погибнуть от фашистских пуль.
© Фотографии Елены Лапиной предоставлены пресс-службой театра.
